"У самовара я и моя Маша"
Фельетон Ильфа и Петрова, написанный в 34 году после того как писатели побывали в Сочи, вызвал в советской литературе острую дискуссию о смешном, нужна ли сатира в стране победившего социализма? Авторы, создавшие неунывающего и активного Остапа, ответили на официальные высказывания новой эпиграммой. В центральной городской библиотеке Сочи 20 декабря прошла заключительная в этом году встреча в рамках литературно-краеведческого лектория "Имя в истории Сочи". В этом году она была посвящена пребыванию на курорте писателей Ильфа и Петрова...и не только. Ольга Ивановна Матвиенко-научный сотрудник Литературного музей им. Островского, рассказала о том, как сложились судьбы блестящего дуэта писателей. А также их литературного оппонента-журналиста Михаила Кольцова. Как всегда, рассказ Матвиенко-это путешествие по временам, странам, биографиям. Замысловатое переплетение судеб и обстоятельств. Обо всём подробнее читайте в статье..
на фото: Ольга Иавновна Матвиенко и слушатели лекции.
Фельетон Ильфа и Петрова "У самовара я и моя Маша", написан в 1934 году.
Читаем:
За буфетной перегородкой сочинского вокзала, в двух шагах от паровоза, с утра до ночи играет оркестр. Это художественный ансамбль под управлением специально приглашенного маэстро.
Играются главным образом легкомысленные мотивчики, например: «У самовара я и моя Маша, а на дворе совсем уже темно».
Делается это, очевидно, не столько для услаждения слуха курортно-больных, сколько для того, чтобы заглушить крики пассажиров, пострадавших от некоторых недочетов железнодорожного транспорта.
Значит, картинка такая: перрон, солнце и поезд, готовый отправиться в дальний путь. Морской ветер шумит в привокзальной роще.
на фото: милиционеры Сочи в парадной форме у памятника Сталину на горе Видной
Мимо цветочных клумб, мимо художественного ансамбля пассажир идет к своему вагону. Он растерянно улыбается. Давно ли на железной дороге к пассажиру относились с отвращением, старались его не замечать, а теперь вдруг такой прогресс. Пассажир показывает проводнику свой билет, и вслед за этим выясняется, что указанное на билете место издавна принадлежит начальнику поезда и что городская станция не имела права его продавать.
Пассажир начинает горячиться. Проводник сохраняет самообладание.
Но как же все-таки попасть в поезд?
Проводник этого не знает. Он говорит, что это не его дело. Его дело — сажать пассажиров с правильными билетами.
на фото: в автобусе по улицам старого Сочи
Дежурный по станции сочувствует пассажиру, но в конце концов это тоже не его дело. Его дело — дежурить по станции.
С громадным трудом пассажир и восемь человек провожающих, которые ходят за ним с растопыренными для прощальных объятий руками и с вытянутыми для поцелуев губами, находят начальника поезда.
Начальник поезда оказывается обаятельным человеком. Он готов сделать все на свете. Но билеты — это не его дело. Он не может отвечать за неправильные действия городской станции.
Итак, когда бьет второй звонок, выясняется, что на вокзале нет ни одного человека, которому было бы дело до пассажира.
Поезд трогается, бедняга с исковерканным от гнева лицом остается на платформе, провожающие приводят свои губы и руки в нормальное положение, а художественный ансамбль с удесятеренной силой и в бешеном темпе исполняет «Песнь индийского гостя», переделанную в фокстрот.
В ресторане киевского вокзала тоже играет оркестр «У самовара я и моя Маша».
Под эти жизнерадостные звуки, среди пальм, заляпанных известкой, бродят грязные официанты. На столиках лежат скатерти с немногочисленными следами былой чистоты. Под сенью засохших цветов стоят мокрые стаканы с рваными краями.
Еще дальше пошли московские вокзалы.
Большие объявления в газетах извещают всех, что на вокзале до четырех часов утра играет джаз и что специальность вокзала — пельмени.
И это не наглая реклама. Все соответствует действительности. Стоят пальмы, подаются грязноватые пельмени, и несколько человек в пиджаках и украинских рубашечках, не выпуская из рук портфелей, делают пьяные попытки танцевать румбу, а оркестранты, положив инструменты на стулья, вдруг поднимаются и постыдными голосами поют:
Маша чай мне наливает, И взор ее так много обещает.
Ужасный запах доносится из кухни, котлетный чад плывет над перроном, и совершенно ясно становится, что кто-то ничего не понял и все напутал, что специальностью вокзала должны быть никак не пельмени под водку, а что-то другое, более железнодорожное, что в газеты надо давать не расписание вокзальных танцев, а расписание поездов. Так пассажиру будет удобнее.
Здесь нет подстрекательства к борьбе с пельменями, пальмами и танцами.
Пельмени — прекрасное блюдо. Но на грязной скатерти есть их не хочется, они не лезут в рот. Пальма хороша на своем месте. Но что может быть безобразнее пыльных ресторанных тропиков, пальмы в растрескавшейся кадушке, возвышающейся над несъедобным железнодорожным борщом или деволяйчиком! А когда поезд опаздывает на несколько часов, тогда пальма в глазах пассажира становится чисто декоративным растением, содержащим в себе все признаки очковтирательства. Что же касается фокстрота, то тут опять-таки затруднение. Раз играет джаз, то хорошо бы уж потанцевать. Но отправиться танцевать, оставив чемоданы у столика, опасно — украдут, танцевать же с багажом в руках — тяжело. Можно взять носильщика, чтобы танцевал рядом, но это не всякому по карману.
Немало мелких хозяйственников и администраторов с упорством маньяков навязывают советскому человеку свои низкопробные вкусы, свое трактирное представление о красоте, комфорте и отдыхе.
В большом трактире всегда был орган, страшное музыкальное орудие подавления психики отсталых извозчичьих масс. Он день и ночь вырабатывал громовой вальс «Дунайские волны».
В «Кавказской Ривьере», лучшей курортной гостинице на Черном море, роль органа передана радиофицированному граммофону. Без перерыва гремят фокстроты.
на фото: гостиница "Кавказская Ривьера"
И не в том беда, что фокстроты, а в том беда, что беспрерывно. Спастись от металлического рева можно только бегством на пляж.
Следовательно, картинка такая: аэрарий, курортно-больные лежат под тентом, их обдувает прохладный ветер, они читают книги или тихо разговаривают о своих ревматизмах, о Мацесте, о том о сем.
И вот появляется голая фигура в белой милицейской каске и с медным баритоном под мышкой. За фигурой входят еще двадцать девять голых милиционеров в парусиновых тапочках. Они несут корнеты, валторны, тромбоны, флейты, геликон, тарелки и турецкий барабан.
Курортно-больные еще не понимают, что случилось, а милиция уже расставляет свои пюпитры.
— А ну-ка, похилитесь, граждане, — вежливо говорит дирижер.
— Что вы тут будете делать? — с испугом спрашивают больные.
Вместо ответа дирижер кричит своей команде: «Три, четыре», — взмахивает рукой, и мощные, торжественные звуки «У самовара я и моя Маша» разносятся над многострадальным побережьем.
Три раза в неделю усиленный оркестр сочинской милиции дает дневные концерты, чтобы купающиеся, часом, не заскучали. А так как играть на пляже жарко, то музыканты устремляются в аэрарий. И больные, тяжело дыша, убираются вон из своего последнего пристанища. Вслед им бьет барабан, и слышится каннибальский звон тарелок.
На какие только затеи не идут хозяйственники, желающие лишь отвертеться от все повышающихся требований потребителя, читателя, покупателя, зрителя, пассажира!
Кто-то от кого-то узнал, что где-то на свете есть голубые экспрессы, которые славятся быстротой, удобством и блеском.
Завели свой голубой экспресс на линии Киев — Москва.
Слов нет, он очень голубой. Все вагоны, даже багажный, добросовестно выкрашены красивой голубой краской.
На этом сходство кончается.
Прежде всего он не экспресс: восемьсот километров делает в двадцать часов. Затем, его мягкие вагоны отделаны хуже, чем такие же вагоны в обыкновенных поездах. Затем, его вагон-ресторан грязен и кормят там плохо. Зато в купе на столиках стоят громоздкие горшки со скучными цветами, и на окнах болтаются жесткие репсовые занавески. Поставили бы еще пальмы, но не хватило места.
Хорошо хоть, что нет джаза, что не слышно треска флексатона. У нас очень полюбили джаз, полюбили какой-то запоздалой, нервной любовью.
Вообще стало обычаем заменять кабацкими пальмами и музыкой умелое и быстрое обслуживание потребителя.
Ими заменяется все: и чистота, и комфорт, и вежливость, и вкусные блюда, и хороший ассортимент товаров, и отдых. Это считается универсальным средством.
Иногда к цветам и скрипкам добавляется еще швейцар с бородой, как у Александра Третьего. Это тоже считается красиво. Как бы сказать, вечная, нетленная красота, вроде афинского Акрополя или римского Форума. Борода стоит у ворот отеля, а во всех номерах уже второй год не работают звонки.
Легче подсунуть человеку под нос вазончик с фуксиями, чем аккуратно, вовремя и бесшумно подать ему на горячих тарелках вкусный обед.
Легче оглушить человека воровскими песенками, переложенными для фокстрота, чем добиться подлинной, сверкающей чистоты на вокзале и настоящего удобства в поезде.
И происходит это не от бедности, а от глупости. И еще — от нежелания заниматься своим прямым дедом".
на фото: ресторан "Светлана"
Певец советской Ривьеры
После выхода этого язвительного описания строящегося пролетарского курорта, в печати появился ответ от известного журналиста центральной газеты "Правда" Михаила Кольцова.
на фото: статья о Михаиле Кольцове
Не называя авторов фельетона, он высказался в том духе, что нет ничего страшного в оркестрах милиционеров, играющих джаз, в фокстроте и прочих атрибутах курортной жизни. "Терпимее надо быть, товарищи!". Таков был общий смысл этой статьи. Хотя ни фамилии сатириков, ни сам город названы в ней не были.
Интересно, что в том же 1934 году Михаил Кольцов тоже побывал в Сочи. Было это ноябре. Журналист приехал лечиться, но как человек очень деятельны, он побывал на стройках санаториев-дворцов, своими глазами увидел как прокладывают грандиозный по тому времени проспект (Сталина-Курортный), возводят мосты. Свои впечатления Кольцов отразил в очерке "На советской Ривьере". Но мы должны быть благодарны этому талантливому человеку не только за точное и вдохновенное описание тех преобразований, что переживал Сочи в 30 годы. Именно Кольцов кардинально повлиял на судьбу Николая Островского, который несколько лет провел на курорте. Ведя нищенское существование, с трудом существуя на маленькую пенсию и небольшие финансовые пожертвования друзей. Михаил Кольцов вместе с женой побывал у больного Островского, лежащего в холодной и сырой комнатёнке 1 ноября 1934 года. (Ореховая, 47).
на фото: Михаил Кольцов
А в марте 1935 года в правительственной "Правде" опубликован очерк "Мужество". После этого произошло странное, но объяснимое. Глаза у начальства, журналистов и писателей, издателей и редакторов "вдруг" открылись и они прозрели. Выстроилась очередь, желающих напечатать книгу о Павке Корчагине. Увеличили пенсию, построили дом, наградили орденом Ленина. Смертельно больного Островского осыпали заботой, любовью и вниманием. Именно Кольцов будет куратором поездки по СССР французского писателя левых взглядов, Андре Жида. Он посоветует иностранцу побывать у Островского в Сочи, что Жид и сделал. Вернувшись в свою страну, он напишет очерк об СССР, в котором будет много критического. Но об Островском французский прозаик выскажется:"Святой".
Роли Михаила Кольцова в судьбе этого выдающегося и мужественного человека была посвящена одна из осенних лекций Ольги Матвиенко.
Умный, яркий, острый во взгляде и в слове, Кольцов обладал мощным талантом на злободневное отражение жизни. У него было чутьё на людей и события. Спустя 20 дней после начала Гражданской войны в Испании в Барселоне приземлится самолёт из которого выйдет невысокий человек в очках. Это был корреспондент "Правды", советский журналист Михаил Кольцов.
на фото: Михаил Кольцов на военных сборах, 1935 год
В это же время в Москве умирал в страшных мучениях Островский. Приходя в сознание от болевых обмороков, он шептал: "Барселона ещё держится?". Несколько дней перед смертью у него выходили почечные камни, но Николай не разрешал колоть себе морфий. Он хотел быть в сознании до конца.
Встреча в Испании
В рядах противников фашизма, сопротивляющихся генералу Франко в 36-37 гг, оказалось много честных, мужественных и неординарных людей со всего мира. Среди них был американский писатель Эрнест Хэменгуэ и журналист из России Михаил Кольцов. Они познакомились и прониклись симпатией к друг-другу.
на фото: Эрнест Хэменгуэй (с усами) в Испании
В романе "По ком звонит колокол" Кольцов выведен в образе Каркова: "..самый умный из всех людей, которых ему приходилось встречать. Сначало он ему показался смешным, в серых бриджах и чёрных кавалерийских сапогах, с крошечными руками и ногами. И говорит так, точно сплёвывает слова сквозь зубы".
Вернувшись в СССР, Кольцов напишет "Испанский дневник", где расскажет о встрече с Эрнестом.
на фото: Кольцов в Испании
Вскоре Кольцова арестуют, неоднократно допросят "особыми приёмами", расстреляют.
Но пока ещё есть время поспорить о смешном....
Сарказм нам не нужен!
В августе 1934 года в Москве состоялся 1 съезд советских писателей.
Докладчиков было много. Определились с основным направлением в литературе. С этого времени им стал социалистический реализм. Был среди выступающих и Михаил Кольцов. В своём докладе он поднял вопрос сатиры. "Противопоставление сатиры и юмора в советской литературе должно отпасть". Так считали многие. Если пролетариат в союзе с крестьянством победил и строит самое справедливое в мире общество, кого и что высмеивать? Это было совсем не то, о чём писали и как изображали в своих произведениях Зощенко, Ильф и Петров. Вскоре жизнь показала, что многим из участников полемики стало не до смеха. Сатирики ответили на выступления собратьев по литературному цеху эпиграммой:
Нам нужны подобрее Щедрины.
И такие Гоголи, чтобы нас не трогали.
Кто они-Ильф и Петров?
на фото: Илья Ильф со своим романом
Илья Файнзильберг (паспортная фамилия сатирика) приехал из Одессы в Москву в январе 1923 года. Примерно в это же время приехал его будущий соавтор и друг-Андрей Петров (Катаев по паспорту). После Гражданской войны жилищный кризис в столице был отчаянным. Сперва Ильф снимал угол, который называл кубриком (адрес неизвестен). Затем перебрался к своему другу и земляку писателю Валентину Катаеву (автор "Белеет парус одинокий". "Сын полка" и др.) У того была двухкомнатная квартира в Мыльниковом переулке (теперь улица Жуковского), 4. Несколько месяцев Ильф спал у него на полу, подстилая газету. Точно также как это делал Остаап Бендер в общежитиии медиков. Два молодых и амбициозных человека - Ильф и Петров, в то время носящие свои истинные фамилии, встретятся в 1925 году. Вскоре они начнут работать над историей про Остапа Бендера-яркого сатирического произведения о быте 20 годов. В следующей книге "Золотой телёнок" сарказм станет ещё более едким, даже убийственным. Однако появятся уже и грустные нотки.
на фото: Ильф и Петров за совместной работой
Вместе они напишут не только эти две авантюрные истории, но немало фельетонов, рассказов, статей. В 1935 году, в ранге корреспондентов "Правды", они отправятся в путешествие по США, которое продлится более 3 месяцев.
на фото: Ильф и Петров в США
По возвращении они опишут свои странствия не только в цикле статей, которые опубликует "Правда". Но выпустят книгу "Одноэтажная Америка". Прочитать отрывок из неё можно здесь.
Книга очень интересная, даже сейчас читается на одном дыхании. Много ярких зарисовок, не утративших актуальности и сейчас. Но чем дальше, тем меньше будет поводов у советских сатириков, граждан СССР открыто над чем-то смеяться.
В 1937 году умрёт от туберкулёза Иья Ильф. В 1942 году разобьётся в авиакатастрофе его товарищ и соавтор Петров. Так окончится жизнь этих талантливых людей, оставивших в литературе яркий след.
Ни одна самая подробная статья не сможет передать глубокие и наполненные фактами, историями, размышлениями, эмоциями, лекции Ольги Матвиенко в городской библиотеке. Поэтому наверное, по их окончании, слушатели не торопятся покидать зал. Благодарят Ольгу Ивановну, сотрудников библиотеки-организаторов лектория, задают вопросы, общаются друг с другом. Так было и 20 декабря.
Лекции будут продолжаться дальше, в 2019 году. Всем советую стать их участником! На сайте библиотеки всегда публикуется сообщение о дате проведения.
Официальный сайт библиотеки: http://library-sochi.ru/
на фото: ёлка в центральной городской библиотеке Сочи